О бане, кукушке и нечистой силе
Евгений БОГУШЕВ
Мой дед был страшным фанатом бани. Для него она являлась одновременно и заменой всех врачей вместе взятых, потому как он на дух не переносил лечиться чем-то невкусно-аптечным. И ритуалом, почти священнодействием. С долгими подготовительными процедурами, тщательно-придирчивым выбором веника, укладыванием в большой облезлый портфель белья, пахнувшего мандариновой кожурой, что бабушка клала в шкаф от моли.
“Если суббота без бани, то в понедельник выходишь на работу липким, как будто все выходные в смоле валялся”, - говорил он.
Ходил дед, как исконно городской житель, за неимением своей русской, в общественную баню на Новой она и сейчас, кажется, жива. Обязательно пешком. Туда, чтобы морально подготовиться, обратно чтобы отпыхнуть.
Дедовы ритуалы завораживали. В детскую память врезаются отрывки, моменты, фрагменты и ощущения. Одно из них запредельной зависти и желания сопричастности. Настолько, что благо цивилизации в виде домашней ванны казалось орудием моральной и физической пытки. Пока не свершилось. После того, как мне стукнуло полдюжины годков, дед решил, что я вполне созрел. Решил, как решал в семье все и всегда неожиданно и одномоментно, с непременным условием моментальной и безоговорочной капитуляции, не спрашивая ничьих мнений и не учитывая возражений. Впрочем, какие тут могут быть возражения, если полные штаны восторга и предвкушения близкого чуда? В этот раз портфель-артефакт вместил и стопочку моего бельишка, которое я в обязательном порядке должен был собрать и сложить самолично. Дед сделал только одну поблажку туда и обратно мы ехали на трамвае. Пять кэмэ туда и столько же обратно для шестилетних ног было все же многовато. Остальное было все по-взрослому. Сам себе выбирал веник, впитывая пространную лекцию о правилах заготовки, отличии березовых от прочих дубовых. Замачивал его в цинковой шайке под струей крутого кипятка из серьезного медного крана. Сам ошпаривал мраморную лавку. В парилке, правда, выдержал недолго и выскочил в предбанник, жадно глотая свежий воздух. Потом, скрывая свой позор, прятал от деда глаза. Пока домывались, вытирались и расслабленно тянули ноги в переодевалке с бежево-деревянными ящиками. Деду мой стыд был вовсе невдомек. То, что он не сердится, я понял, когда на выходе он купил мне трехкопеечной газировки с грушевым сиропом из большого автомата, занимавшего почетное место в вестибюле и натужно шипевшего при каждом выдаваемом заказе. Вкуснее газировки я не пил ни до, ни после. С этого дня “посвящения” баня стала и моим ритуалом. И продолжалась аж целое десятилетие, пока в организме не заиграл суверенитет, и ритуалы предков сменило стремление использовать субботы в сугубо личных целях.
Первое впечатление о бане осталось самым глубоким, хотя с тех пор я перевидел и перепробовал их немеряно. Русскую по-белому, русскую по-черному, финскую сауну, японскую о-фуро, турецкую хамам и прочая, и прочая, и прочая. Баня была и в моей персональной Болдинской осени а в Большеболдинский район мы ездили по студенчеству на картошку, а в прославленное “нашим всем” село нас возили на помойку. Ходил мыться строем и с песнями в армии. Парился в русской печке в Сибири и в каменной яме в Горном Алтае, в походной брезентовой бане с железной печкой-буржуйкой... Даже принимал живое участие
в строительстве штук трех-четырех. С протыканием щелей паклей и забиванием в полок гвоздей хитромудрым способом чтобы не жглись, раскаленные, по нежным местам. Выбор для себя сделал однозначный традиционная русская, с влажным паром и квасом на каменку лучше всех.
Петь хвалебную оду русской бане с перечислением всех ее пользительных свойств и несомненных достоинств можно бесконечно. Однако всю эту целебную парадигму влегкую можно нагуглить и повторять интернетные песни на новый лад смысла особого не имеет. Лучше опять ударить по воспоминаниям. На этот раз не из глубокого детства, а чуть попозже. Например, вспомнить анекдотичные моменты. Ну, сейчас, по прошествии времени, они анекдотичные, а во времена оны было не до смеха. Например, как обновляли баню у друга на даче. При создании своего парильного шедевра он, как и принято у больших и умных, использовал при отделке внутренностей осину. Но ее не хватило для завершения совсем чуть-чуть. Всего-навсего на полок. Который и был торжественно доделан из сосны. Все прелести этой конструкции мы и ощутили на упомянутой презентации, когда уселись париться. От температуры из дерева активно поперла смола, которая в качестве прослойки между полоком и нашими афедронами сработала не хуже клея “Момент” (не сочтите за рекламу). Как мы отдирали свои тела от деревяшки, какими словами и в сколько этажей сопровождался этот процесс, что мы высказали потом гостеприимному хозяину это тема для отдельного эпоса весьма несредних размеров. В двух томах. Второй о том, как мы эту смолу с себя очищали. Рамаяна с Махабхаратой отдыхают, а Гомер нервно мнется в сторонке, не куря только потому, что в Древней Греции не водилось табака.
Прочие воспоминания более безболезненны для организма. Однажды решили, например, встретить в бане Новый год. Натаскали води, протопили, как положено. Все честь по чести. Но не учли один нюанс шампанское под бой курантов пришлось пить крепко теплым, потому как принести его сподобились заранее. И стрельнуло оно так, что чуть не снесло крышу. А курантами были назначены фамильные часы с кукушкой. Кукушка спела в ту ночь свою лебединую песнь потом только хрипела и булькала. То ли заржавело что от влажности, то ли перекосило от температуры.
Однажды мне довелось пройти этакое посвящение в местные. Дело было в деревне, в дебрях Рустая, где еще нет староверов, но вполне преспокойно живут изуверы. И мазохисты. Правда, эти определения чисто субъективны с точки зрения аборигенов там все в порядке. В целом люди как люди. Две руки, две ноги, одна голова. Есть у них только одно коварное свойство все без исключения жители этой деревни люто дуреют при виде шаек, веников и прочих банно-помывочных причиндалов. И парятся так, что небу страшно. Накормив и напоив по самый кадык студента-филолога, забредшего к ним в поисках великого и могучего фольклора, они решили продолжить великую традицию, попарив гостя в бане. Наверное, чтобы потом, по обычаю, спать уложить, а наутро уже и разговоры вести. Этого изысканного мучения я не забуду никогда. Какая в бане была температура сказать не берусь, но воздух вполне можно было резать ножом и мазать на хлеб. Парили меня двое. На спине глаз нету, поэтому картина только воображаемая. Процесс изрядно напоминал работу в кузнице один, похоже, помахивал и похлестывал по разным частям моего туловища слегка (относительно). Как я решил, он показывал места для атаки второму, который уже работал на поражение... Как я выжил и спасся из лап этой деревенской доморощенной инквизиции, помню с трудом. Осознал себя уже за столом, жадно поглощающим квас. Сказали потом, что я умудрился “уговорить” пятилитровый жбанчик. Но окончательно поплохело мне, когда главный изверг, едва не вколотивший мое тело веником в полок до двухмерного состояния, пожаловался, что попариться толком не удалось, ибо ради неопытного меня баню во всю мочь не раскочегаривали. Как называется эта деревня помню прекрасно. Такое шрамами в душе носишь с собой всю оставшуюся. Но не скажу из вредности. Вдруг кого еще занесет нелегкая будет тема позлорадствовать. А так предупрежден значит, вооружен.
Во время одного из турпоходов-”пешек”, затянувшегося на две недели, внезапно прискучило ночевать в палатках, и мы с другом напросились в ближайшем населенном переночевать Христа ради в чем-нибудь с крышей посолиднее, чем брезент. Нас отрядили спать в бане. К счастью, холодной, ибо будни. Наделили тюфяками, буханкой хлеба и крынкой молока. Молоко было припито, хлеб подъеден. Но вот выспаться так и не пришлось до самых петухов по углам что-то шерудило, скреблось и возилось. Казалось, что углов в бане минимум дюжина, а не четыре, как положено по генплану. В довершение концерта по потолку стал кто-то ритмично и тяжеловесно расхаживать. Через каждый десяток шагов подпрыгивая и притоптывая. В общем, к утру нам крайне хотелось в родную палатку, которая казалась уже роскошными чертогами с пуховыми перинами. “А это банник шуровал, просветили нас поутру хозяева. Что ж вы ему молочка-то с хлебушком пожалели? Вон, крыночка-то специально блюдечком накрыта. Налили бы немного, поставили в уголок, и он бы всю ночь берег ваш сон. А так, со скуки и голодухи, он пригласил к себе в гости лихую силу на посиделки, они и плясали всю ночь”. Друг-то ладно, он полутехник. А мне позор на филологическую голову, целый год забивавшуюся фольклорными премудростями. Впрочем, городской он и есть городской.
Резюмируя вышеизложенное, могу сказать, что русская баня от всех прочих отличается еще и обилием чудес с невероятностями, которые там происходят. Впрочем, финны, японцы, адыги и прочие патриоты своих национальных методов очистки тела и духа, могут со мной не согласиться небось, и у них есть, чего порассказать. Не согласятся и будут по-своему правы. Но от любви к русской парной я не отступлюсь. На этом повороте колеса сансары.
Добавил: margo, 2 октября 2012 г, 19:47
- Для комментирования войдите или зарегистрируйтесь