Олег Губин: на языке пастели

художники
Художник из Дзержинска Олег Губин работает в стиле абстракции 20-х годов. Графика Губина балансирует на грани между анализом формы и игрой с формой. С одной стороны это обращение к игровой модели сознания, его динамике и ассоциативности. 

Эта игра подразумевает отсутствие зрителя и самого автора, она развивается так же органично, как и сама жизнь. Вот два старичка идут по дороге, взявшись за руки, из-за ушастых шапок-разлетаек они похожи на каких-то бредущих в никуда наполеончиков. И, кажется, эта дорога никогда не закончится, потому что этих тем несколько, на выставке их три, но автор сказал, что и это не предел. Изменяется только цвет дороги и окружающий пейзаж... 

Визуальное ощущение - абстракция, тяготеющая к интуитивному, экспрессивному, довольно лирическому спонтанному выражению эмоций. Композиция с чашками... которые отбрасывают разные тени, надо было их сосчитать! И возникает такое ощущение, что розовая тень - это понедельник, бледно-голу-бая - вторник, и далее... По ощущениям. На стыке романтики и реальности. Вроде того что... “Никто не знает, что мой дом летает”, или Антон Горемыка хоронит кого-то в Дзержинске”. Изображение является частью жизни и состояния автора... Каким бы языком изображения он ни владел, он свободно импровизирует независимо от объективной реальности. Такой романтик-реалист... но на мой взгляд больше все таки романтик.Правда где-то люди, собаки, птицы, поселки, дома, леса, передаются геометрически жестко, даже иногда кажется, что чувственно-эмоциональное восприятие натуры почти утрачено, но оно все равно есть и не отпускает.

- Выставка называется “Желтому кадмию посвящается”... Какую-то роль в вашей жизни сейчас играет этот солнечный цвет?
- Вроде бы, ничего нового... просто желтый. Желтый... он такой спокойный цвет, цвет умиротворения, может быть, определенности.... Желтый, он цвет бесконечно светлый. Эт о светлое что-то, наверное, жизнь налаживается, дети здоровы, может быть, урожай яблок был, свекла-морковка, да еще грибочков... урожай. Множество разных вариаций здесь может быть. Конкретных ассоциаций у меня не возникает, все происходит интуитивно... Это как меня пытать “Почему баба с ведрами?” А не знаю... Чем они наполнены? Может, по дороге встретилась, может, кто-то случай какой рассказал, может, увидел фактуру колоритную, куда ведра хорошо вписывались... Не реально...

- Но цвет всегда что-то говорит о человеке...
- Я люблю фиолетовый... Да все я люблю! А желтый... ну да, последние года два, наверное, без него практически нет работ.

- Вы долго не выставлялись... Как проходила ваша подпольная художественная жизнь?
- Да не было у меня никакой подпольной художественной жизни. Я просто десять лет не работал, совсем. В какой-то момент просто обрубил эту часть своей жизни. Сейчас потихонечку начинаю работать. Изменилось с годами понимание, зачем это нужно и как это нужно... Мне Саша Лавров интересно сказал однажды: “Ты же не рисовать-то не можешь”. Так и есть. Это происходит независимо от меня, ни от выставок, ни от чего... Это нужно уже мне. Есть определенный слой людей, которые не рисовать уже не могут.

- Почему же в какой-то момент отрезало?
- Рождение ребенка, нужно было кормить семью, вроде бы, не в особых проблемах дело... Наверное, просто максимализм еще какой-то юношеский, типа “или-или”. До этого я долгое время просто жил на продажу этих картинок, а там начался период в 90-х, который очень жестко поставил перед выбором. Мне пришлось уйти, ну и я жестко перестал рисовать, отбросил краски насовсем. Вернулся уже года три-четыре назад, в 2007 году. Раньше все, что я делал в графике, - это были маленькие картинки, все, что выставлено здесь, это уже новый большой формат, их много. Дома у меня их тысяча лежит... Такая здорове-е-енная стопка. Пришлось долго отбирать.

- Расскажите о своем стиле, как вы к нему пришли? Были периоды, когда вы пробовали что-то другое?
- Стиль у меня не менялся... В моей жизни был человек, который подарил мне пастель, и с тех пор я считаю себя графиком, владеющим пастелью. В этой технике я живу свободно, она гармонирует со мной. Я способен выразить ей то, что я хочу выразить. Я владею именно этим языком.  Пока в полной гармонии с моими мозгами - графика и пастель. Я пока не переплюнул ее и она меня пока не подавила. Маслом же я не настолько владею, дилетант, можно сказать... Есть у меня, конечно, и живописные работы, но это все не то... чтобы сделать что-то маслом, нужна огромная работа. Масло требует определенных вложений, и времени много нужно. У меня так получается... когда я рисую маслом, а я небогатый человек, и у меня в мозгах постоянно крутится мысль, сколько тюбиков краски я сейчас сюда вбухаю. И почем это встанет, это же невозможное состояние...

- Один какой-то из портретов вашего Антона Горемыки прямо-таки похож на автопортрет Пикассо...
- Да? Все возможно. Авангардный стиль 20-х годов для меня это все... И когда меня об этом спрашивают, говорю, что это давно не авангард, а арьергард искусства. Я люблю Малевича, Кандинского, это мое, и очень сильно всегда был подсевшим на них... я посещал выставки этих художников.

- Чем вас зацепил этот персонаж Григоровича?
- Прочитал я этот рассказ, и что... Это хороший честный мужик, открытый, бедный, а его взяли и задавили совершенно походя, не корысти ради, а просто походя... совершенно ни за что. Страдают его дети... Я всегда переживаю, когда страдают наши дети... И вот, сначала у меня был Антон Горемыка в чистом виде, как у Григоровича, ну а потом стал как-то жить.... У меня есть даже такая работа, “Как Антон Горемыка хоронит кого-то в Дзержинске”.

- История Горемыки повлияла на вас..? Он прямо сжился с вами, вот он шестой, седьмой, восьмой...
- У меня их штук двадцать или сорок. Литература всегда влияет на человека. Меня эта история задела, и я его стал делать... мне это интересно. Но никакого особенного влияния я не чувствую, мне нравится сам процесс рисования. Мне все равно, что рисовать, цвет, форму. Могу нарисовать тысячу вариантов дороги... Я не сочиняю жизнь Антона Горемыки... он живет сам собой. Это форма, которая отражает мои сиюминутные чувства, я же каждый день меняюсь... И каждый день все происходит по-другому. Если я сажусь работать, то могу сделать 10 листов в день. Наутро я буду другой и могу те же листов десять сделать. Например, все того же Антона Горемыку, но сегодняшнего, в сегодняшних цветах.

- Но все равно вы в это время жили в его образе?
- Нет... не угадываете. Да, я иногда делаю какие-то литературные вещи... Но здесь нет никакой литературности. Литературность, это когда о работе можно говорить. Например, есть у меня несколько картинок, где стоят два деда у дороги. Это мы как-то ехали по зимней дороге в Арзамас на стройку, и вот буквально у обочины стояли два деда в тулупах... с клюшками с этими борода-
ми - лопатой... Мы проезжали мимо прямо секунду... но я за это время прямо-таки чуть не вывернулся весь, чтоб их разглядеть. Настолько это было неожиданно роскошно. Я нарисовал множество этих дедов, и, наверное, еще буду рисовать.

- Вы могли бы выбрать среди ваших работ одну наиболее точно отражающую ваше мировосприятие?
- Нет. Я себя каждый день делаю.

- Искусство помогает выжить?
- Мне - да. Каждому человеку нужен свой язык самовыражения, с которым ему хорошо живется. Есть люди, которым нравится ямы копать, я знаю этих людей... Они лопату свою гладят, они могут копать везде, хоть на кладбище... главное - копать. Для них это удовольствие, да еще и деньги платят. Вот
она - полная гармония. Я к тому, что если бы я от рисования получал бы деньги, чувствовал бы себя счастливым человеком.

- Как вы относитесь к современному искусству?
- Я его не понимаю, это не про меня. Не понимаю само словосочетание современное искусство. Но был такой забавный случай моего в нем участия. В Дзержинске есть памятник Дзержинскому, достойнейшее произведение... и не только благодаря личности Феликса. Эдмундовича. Просто хорошо сделанная скульптура. Так вот, один деятельный политик решил установить напротив него некую инсталляцию в виде павлина, то ли гипсовое, то ли сооружение из бетона... сооружение, и я тоже принимал в этом участие. Он вроде как выпендрился, неким украшательством города в лице этого павлина. Меня тогда спросили: “Хвост куда повернем?” Я чего-то там присоветовал, на том дело и кончилось. Потом, правда, подключил Петю Засухина, и он его подкрашивал...

- ... так вы были вовлечены в современное искусство.
- Это не искусство - это ниже плинтуса, это даже кичем трудно назвать. Но за это какие- то люди получают деньги, а какие-то на это еще и дают.
- Наверное, есть люди, которые просто живут, и те, которые живут в современном мире.
- Возможно. Но я не работаю на зрителя... я другой, я не пытаюсь понравиться.

  Юлия КУБАРЕВА, журнал "Досуг в Нижнем"