Жестокий романс

music4.jpg

Весенняя сессия фестиваля “Джаз.Ру.” закрылась авангардным коллективом “Трио Гайворонский - Кондаков - Волков” в команде с уникальным джазовым духовиком Аркадием Шилклопером. Самый экспериментальный проект, как ни странно, получил в Нижнем самый теплый прием. Юмор-лирика, авангард-диксиленд... Эти яркие харизматичные люди, говорившие в течение двух часов, в основном, на “птичьем языке”, влюбили в себя зал. На русском удалось поговорить с руководителем трио, клавишником Андреем Кондаковым, и трубачом Вячеславом Гайворонским.

- Вы рассказывали, что в этом составе у вас сначала не все получалось. С чем это было связано?
- А.К.: Сейчас объясню. Мне кажется, что у нас было обоюдное желание что-то попытаться сделать вместе, но, как ни верти, мы выпали из разных миров. Скажем, Гайворонский - Волков - это годами выстраданный дуэт, и мне было непросто присоединиться к этим музыкантам, чтобы мы нашли общий язык. Мы говорили на разных языках, допустим, они - по-японски, а я - по-китайски. И период поиска  потребовал времени, чтобы это стало тем, что сейчас. Был даже концерт в одном клубе, который вызвал нашу ненависть, раздражение. Казалось, что невозможно издавать эти звуки, которые по всем параметрам вообще не совмещаются, не подходят. И вдруг...

 

 

 

- В.Г.: Каждый из нас ради общего результата должен был спонтанно или намеренно лишиться некоторой степени своей музыкальной свободы. Когда эти компромиссы совместились, получилось то, что я называю “общим саундом”. Отрепетировать это невозможно: если, не дай Бог, репетиция будет удачной, однозначно, на концерте ничего не получится. Лучше держать себя на крючке интриги, непредсказуемости.
- В.Г.: Вспоминаю такой случай. В одной композиции вдруг Андрюшу “заклинило”, он стал одну фразу повторять бесконечное количество раз - какое-то непонятное остекленевшее состояние...
- А.К.: Они меня пытаются вывести из этого, готовятся к следующей композиции, а я слышу, что они этого хотят, а мне не хочется.
- В.Г.: В общем, такова судьба этого времени, этого места.
- А.К.: Иногда то, что у нас происходит - это театр.

 


 - А джаз - это или нет?
- В.Г.: Для меня вообще не принципиально, играю ли я джаз. Нет границ между современной академической и традиционной музыкой. Главное, чтобы что-то состоялось. Я, например, не играю со многими нашими музыкантами, если не испытываю острых ощущений.
- А.К.: По большому счету, я пришел к тому же, к чему и Слава. В музыке, где все предсказуемо, понятно заранее, не так интересно пребывать. И поэтому я, например, получаю удовольствие, играя джаз с носителями этой культуры, с американцами. Или - бразильскую музыку, но с бразильцами. Тогда я испытываю просто щенячий восторг. Играть джаз в прямом виде я перестал сейчас, здесь, с нашими музыкантами. Скажем, в Петербурге, если я играю с Володей Волковым и барабанщиком, эта музыка уже не похожа на мэйнстрим, она другая. Но при этом у меня есть чисто джазовые проекты. С Бутманом, например, и я с удовольствием это делаю.
- В.Г.: Ты не замечаешь: у тебя там совсем другая игра...
- А.К.: Ну, наверно. Она обусловлена этой ситуацией, этой стилистикой - и никуда не деться.
- В.Г.: Там не стилистика. Там просто не внешняя, а внутренняя удивительная энергия, хотя ничего внешне не происходит. У нас барабанщик может сесть - у него слюни во все стороны летят... и ничего. А их сидит сдержанный вообще, как айсберг...
- А.К.: А уши - вот такие!
- В.Г.: И все. Я чувствую, что я на Везувии! Все, ничего не нужно. Вот что значит своя аутентичность, своя корневая система, все задействовано. А так, может быть, ты классный музыкант, но ты имитатор: и саксофон, и все, веревки вьешь, а не работает. Иногда, конечно, аудитория, это “ухо”, как я ее называю, само не слышит.

- Но вы не обращаете на это внимания.
- В.Г.: А как? Когда я не обращаю внимания - все в порядке. Когда ты работаешь независимо, на себя, - тогда происходит контакт, когда на поводу “уха”, которое этого от тебя ждет, - мечта.
- А.К.: Удивительно, все концерты получаются разные по духу. Вот скажем,  когда мы играли в Голландии, у нас есть запись, там чувствуется, насколько мы попали в десятку в слиянии с публикой... Всегда трудно что-то прогнозировать, это зависит от настроения...

 


- Кстати, насколько музыка на пластинках, даже записанная живьем, адекватна?
- В.Г.: Даже если играет супермузыкант, пластинку я долго слушать не буду. Важен контакт, непосредственно свежая музыка, “вот она”.
- А.К.: Есть такой момент: интересно тебе слушать или нет. Есть музыканты, которые выпустят альбом и никогда его не слушают, так же, как есть режиссеры, которые, сняв фильм, никогда его не смотрят. Мне, наоборот, интересно вернуться на несколько лет назад и поставить свою старую пластинку - “зацепит” ли она? И вот, что касается одной авангардной записи, где не было ничего заранее продуманного, я несколько раз ее ставил, и мне было интересно это слушать. И я надеюсь, что человеку, который любит джаз, тоже будет интересно. Есть, правда, люди, которые не ходят почему-то никуда, ставят дома пластинки любимых музыкантов... Хорошая стереосистема...
- В.Г.: Ну, к музыке это отношения не имеет... Но я хочу сказать про другое. Сейчас в джазе, и не только, такая ситуация: есть люди, которые могут профессионально и интересно что-то делать, но не хватает чего-то... даже не пресловутых денег. Нет проводника, катализатора. Вот господин Дягилев был человеком такого плана. У него горело, он мог перед банкиром расплакаться, потому что тот ему не дал ни гроша. Мне кажется, что всей нашей структуре, которая любит музыку, пишет о ней, организовывает что-то, не хватает именно такого человека, у которого есть потрясающая сила убеждения.
Алексей РОМАНОВ